Неточные совпадения
Так как у тунгусов нет грамоты и, следовательно, грамотных людей, то духовное начальство здешнее, для опыта, намерено разослать пока письменные копии с перевода Евангелия в кочевья тунгусов, чтоб наши священники, знающие тунгусский язык, чтением перевода распространяли между ними предварительно и постепенно
истины веры и приготовляли их таким образом к более основательному познанию
Священного Писания, в ожидании, когда распространится между ними знание грамоты и когда можно будет снабдить их печатным переводом.
Истине этой соответствует особая гносеология, отличная от господствующих гносеологических типов, — гносеология
священной философии.
Кто, не всуе носящий имя человека, не испытал
священных экзальтации мысли? кто мысленно не обнимал человечества, не жил одной с ним жизнью? Кто не метался, не изнемогал, чувствуя, как существо его загорается под наплывом сладчайших душевных упоений? Кто хоть раз, в долгий или короткий период своего существования, не обрекал себя на служение добру и
истине? И кто не пробуждался, среди этих упоений, под окрик: цыц… вредный мечтатель!
Ничего не оставалось бессмысленным, случайным: во всем высказывалась разумная необходимость и красота, все получало значение ясное и, в то же время, таинственное, каждое отдельное явление жизни звучало аккордом, и мы сами, с каким-то
священным ужасом благоговения, с сладким сердечным трепетом, чувствовали себя как бы живыми сосудами вечной
истины, орудиями ее, призванными к чему-то великому…
Николай Иванович. Да кто же гордый: я ли, который считаю, что я такой же человек, как все, и который поэтому должен жить, как все, своими трудами, в такой же нужде, как и его братья, — или те, которые считают себя особенными людьми,
священными, знающими всю
истину и не могущими заблуждаться и по-своему толкующими слова Христа?
Николай Иванович (горячо). Вот это-то ужасное кощунство. Богом дано нам одно
священное орудие для познания
истины, одно, что может всех нас соединить воедино. А мы ему-то не верим.
Здесь лилась
священная кровь твоя, здесь призываю небо и тебя во свидетели, что сердце мое любит славу отечества и благо сограждан, что скажу
истину народу новогородскому и готова запечатлеть ее моею кровию.
Святость не в лесах, не на небе, не на земле, не в
священных реках. Очисти себя, и ты увидишь его. Преврати твое тело в храм, откинь дурные мысли и созерцай бога внутренним оком. Когда мы познаем его, мы познаем себя. Без личного опыта одно писание не уничтожит наших страхов, — так же как темнота не разгоняется написанным огнем. Какая бы ни была твоя вера и твои молитвы, пока в тебе нет правды, ты не постигнешь пути блага. Тот, кто познает
истину, тот родится снова.
Нельзя, конечно, ни на минуту забывать, сколь неточно, затемненно и извращенно открывались язычеству религиозные
истины и постигались им небесные иерархии, но, даже и памятуя в достаточной мере об этом, мы можем все-таки признать, что в почитании женской ипостаси в божестве язычеству приоткрывались
священные и трепетные тайны, не раскрывшиеся в полноте, быть может, еще доселе и боящиеся преждевременного обнажения.
Поповщина, как и мы, зовет господствующую церковь отпавшею от
истины, и все ее действия и чиновства считает безблагодатными, а сама
священный чин от нее приемлет, а через него и все освящение, все таинства…
В стихотворении своем «Боги Греции» Шиллер горько тоскует и печалуется о «красоте», ушедшей из мира вместе с эллинами. «Тогда волшебный покров поэзии любовно обвивался еще вокруг
истины, — говорит он, совсем в одно слово с Ницше. — Тогда только прекрасное было
священным… Где теперь, как утверждают наши мудрецы, лишь бездушно вращается огненный шар, — там в тихом величии правил тогда своей золотой колесницей Гелиос… Рабски служит теперь закону тяжести обезбоженная природа».
Но им никогда не удастся опровергнуть той
истины, что в страхе смерти, в
священном ужасе перед ней приобщается человек к глубочайшей тайне бытия, что в смерти есть откровение.
В самих
истинах германской культуры протестантизм отверг не только
священное предание церкви, но и
священное предание культуры.